«Я ждала те Игры именно с той мыслью, что они — последние. Что выступлю — и все закончится. Нельзя даже сказать, что я осталась недовольна своим результатом, хотя до сих пор считаю, что в Солт-Лейке была способна завоевать медаль на «десятке» классикой. Сама виновата: тактически неграмотно провела ту гонку. И проиграла третьему месту всего пять секунд.
Расстроилась, конечно. Но все-таки не сильно. В конце концов, я уже выигрывала Олимпийские игры не один раз и понимала, что никто у меня этого звания не отберет. Другое дело, что я чувствовала свой потенциал. Еще когда мы только ехали в Солт-Лейк-Сити, понимала, что выступлю хорошо. В смысле, что не окажусь во втором десятке. Более того, я по всем критериям проходила в эстафетную команду и готовилась там бежать. То, что не побегу, мне сказали за восемь часов до старта — в 11 вечера, когда я уже ложилась спать. Вот это стало ударом, скрывать не стану. Полночи я тогда проплакала.
Утром я пришла на трассу подстраховывать тренеров — если вдруг им понадобится какая-то помощь. Там мне и сказали, что наши девочки не бегут. Естественно, был шок. Чуть позже сказали, что у Ларисы Лазутиной превышена норма гемоглобина. Почти сразу же после этого — что уровень гемоглобина превышен и у Оли Даниловой, хотя первый контроль она прошла благополучно. Ну а потом стало известно про дарбепоэтин... Та история до сих пор осталась темной. Лариса готовилась к Олимпийским играм отдельно от сборной, что и как было на самом деле, знает лишь она. Я никогда не пыталась влезть к ней в душу. Как и к Ольге. Нам потом сказали, что антидопинговые службы «вели» Лазутину задолго до начала Игр и что наши руководители знали об этом. Если это так и было, то я не понимаю логики руководства.
Ларису как спортсменку было жалко. Мы не были подругами, но я вообще никогда не радуюсь, если людям плохо. Другое дело, что не надо было, наверное, кричать на всех углах о своей невиновности. Не случилось бы столь громкого резонанса. Пойман — значит, пойман. Значит, что-то нашли. Значит, будешь наказан. Но жизнь-то на этом не заканчивается! И по незнанию можно попасть, и по знанию — всяко бывает.
Лазутину и Данилову все бросились защищать, а меня в 1997-м году никто. В моем случае руководство оказалось просто не готово к тому, что что-то может произойти. Ситуация в сборной команде накануне Игр в Нагано была очень неоднозначной: много сильных спортсменок, высокая конкуренция, все хотели медалей. Я прекрасно понимала, что стою у многих на пути. И что никто не станет меня защищать или отстаивать. По большому счету нас, российских лыжниц, всегда боялись. Потому что мы постоянно выигрывали. Брали Кубки мира, побеждали на чемпионатах и Олимпиадах. Конечно, мы всем надоели до чертиков. Другие-то тоже выигрывать хотят. Не исключаю, что именно поэтому и внимание к нам всегда было повышенное.
Перед Играми в Солт-Лейк-Сити контролеры WADA ездили за нами постоянно. Помню, на заключительном сборе в Тауплиц-Альме я пришла к себе в номер из бани, завернутая в полотенце, так меня пытались прямо в таком виде увезти на тестирование крови. Еле уговорила контролеров дать мне несколько минут на то, чтобы собраться. Они даже из номера не вышли — смотрели, как я одеваюсь«, — цитирует Егорову ������-�������ѫ.
