«Хотел бы воздержаться от того, чтобы через океан кому-то с кондачка ставить диагнозы. До тех пор, пока не переговорю с Евгением лично, свою оценку событиям давать не буду. Это непрофессионально.
В Европе и в Северной Америке у вратарской работы разная специфика. Скажем, североамериканские коллеги меня порой спрашивают: что у вас там в Старом Свете за вратари-бездельники, если им, судя по статистике, за матч выпадает по 15 бросков?! Я отвечаю: «Не горячитесь, давайте во всем разберемся».
В Европе, говорю я им, немножко другой хоккей – с меньшей интенсивностью и бросковой нагрузкой. Некоторые игроки порой вообще не бросают – только пасуют и держат паузу. А ты стоишь – и только мерзнешь. Там ты можешь показать феноменальный хоккей, но парировать после, скажем, шести бросков лишь четыре. И когда я это некоторым североамериканским коллегам говорю, у них вянут уши. Они не понимают, что североамериканские броски отличаются от европейских. Мне кажется, что после интенсивного хоккея НХЛ совсем непросто перестроиться на российский лад. Вот и превращаешься в сосульку.
Я очень люблю постоянно быть в тонусе, ловить шайбы. До сих пор вспоминаю чемпионат мира в Берне. Поначалу было очень некомфортно. И бросков мало, и разметка в Европе совсем другая. Я в НХЛ привык периферическим зрением ориентироваться по линиям своей зоны, которые за океаном обрезаны по штангам. А в Старом Свете придумали какие-то закругления в разметке – и порой из-за них теряешь углы ворот. Вот почему я и говорю о сложности в адаптации. Тот же Набоков провел полтора десятка лет в НХЛ – и столкнулся в КХЛ с некоторыми трудностями. Это естественно.
Адаптация – это свойство любого человека. Если бы мы им не обладали, то до сих пор были бы неандертальцами. Но лично я ни одного вратаря-неандертальца в воротах не видел. Раз у Набокова адаптация в России не сложилась, значит, дело было в особенностях страны. В России любят периодически сбрасывать с пьедестала. Вот и сбросили», – сказал Брызгалов ������-�������ѻ.
