«После приезда в Москву были очень непонятные ощущения. Изначально очень долго ждали. Когда озвучили решение о том, что нас выпускают, мы ждали этого дня, и каждый день был в тревоге, пока не наступило 17 сентября. Хоть это и было маловероятно, но в любой момент ждали подвоха от прокуратуры. Но его не оказалось.
Поэтому каждый день, кроме выходных, мы встречали с тревогой и ждали неприятных новостей, потому что на протяжении всего нашего дела хорошего было мало, одни негативные новости.
В колонии мы спали на железных кроватях, куда кладется матрас. В простонародье они "шконки" называются. Ели по-разному — и баланду пробовали, и сами понемножку готовили. Баланда — это еда, которую там готовят. Нормально по вкусу, кстати. Но мы ее не очень часто ели.
Там, прежде чем что-то сделать, нужно выработать план, последовательность своих действий. Начинаешь думать о последствиях своих поступков. Всегда чувствуешь ответственность за себя. Прежде чем что-то сделать или сказать, надо 100 раз подумать.
Конечно, сотрудники нас не били. Я своими глазами не видел. Рассказывали про разные лагеря и СИЗО, но лично я не видел, чтобы кого-то избивали.
Когда возвращался домой, думал, что не представляю ощущения людей с большими сроками. Мы пробыли там 11,5 месяцев — у меня сейчас телефон в руке, распорядка нет. Была какая-то подкожная дрожь.
Как докатились до такой жизни? Я не буду отвечать за Сашу Кокорина, и его в этот заплет я не буду подставлять. Ну, так получилось. Все в жизни оступаются и в какие-то моменты делают что-то не так.
Я попытаюсь разобраться в себе и в своей семье, потому что я считаю, что у нас многое нужно изменить. Потому что мне кажется, что многое у нас было не так.
Нам многое нужно изменить. У меня есть желание сделать все так, чтобы мы были счастливы», — сказал Мамаев в интервью своей жене Алане.
